Анализ проблем современной Пенитенциарной системы меня привел к тому, что многие проблемы упираются в хаос понятий. Например, я не понимаю, как можно воспитать человека лишением его свободы?
Или - проблема реабилитации бывших осужденных сталкивается со многими препятствиями тоже концептуального порядка.
К примеру, до сих пор неясно, что несёт пенитенциарная система, какие задачи решает: отомстить преступнику или его исправить? Кто-то говорит, что оба момента присутствуют. Но это ведь разные задачи. Лишение свободы – это явление несомненно обладает признаками мести, репрессивным компонентом. Но как воспитывать человека, которому мстят, которого репрессируют, и он это осознаёт? А чтобы это осознавать, достаточно послушать, что сопровождает осуждение: «я тебя посажу!», «я тебя законопачу», «там из тебя котлету сделают» и еще кое-что похлеще. Никто не слышал, наверное, слов вроде «тебя исправят», «сделают из тебя человека», «вернут людям», «сделают достойным членом общества».
То есть налицо превалирование мести перед исправлением. Но человек с пониманием, что ему мстят, не исправится. И он выйдет из мест заключения с новым кирпичом за пазухой. И что делать с этим кирпичом – вопрос уже вдвойне тяжелый. Не секрет, что причина рецидивов кроется в неверной политике судебной и пенитенциарной систем, и многие истории, кинофильмы, психологи, да и сами осужденные говорят, что рецидив результат его мстительности. То есть рецидив – возврат мести обществу, властям, людям, которые «обидели».
Есть другой момент, касающийся идеологии пенитенциарной системы. В кулуарах тихо говорят, что её задача так запугать, так подавить человека, чтобы «ему было не повадно». И напугать не только тех, кто «отбывает», но и тех «у кого руки чешутся». Формирование страха тоже не совсем согласуется с объявленным «трудовым воспитанием». И люди, выходящие оттуда, где их пугали и унижали, вряд ли примкнут к эффективным труженикам по выходу из мест заключения. Напротив, месть за пережитый страх и унижения тоже становятся причиной рецидива, с которым работать в реабилитационном плане весьма затруднительно, поскольку известно, что первый раз человек идет в зону по незнанию, по ошибке, по глупости, по реактивности, то второй раз уже почти осознанно, расчётливо.
То есть на выходе мы имеем то, что заложено вначале. Поэтому идея пенитенциарной системы должна быть согласована с судебной системой: если в судебной нет идеи исправления, то откуда она должна появиться в пенитенциарной? Вообще как идея осуждения перетечёт в идею исправления? Даже на уровне слов подчеркивается первое, а не второе: он осужденный, а не исправляемый! И на уровне правовой формулы он проходит наказание, а не исправление!
Поэтому к вопросу, за что, как человека осуждать, нужно смотреть и на то, как требовать пройти наказание и как это определить, назвать и культивировать.
Реабилитационные силы, которые есть в стране, и которые озабочены реабилитацией изгоев, исследуя вопрос, приходит к пониманию, что реабилитация осужденных должна начинается с приведения в соответствие концепции осуждения и концепции исправления, то есть судебного и пенитенциарного процессов. Иначе, если ноги шагают в разные стороны, они и придут в разные точки, к разным результатам, а на деле – одно будет мешать другому реализовать свой потенциал. А с учетом того, что политика реабилитации является продолжением политики исправления, которая официально провозглашена в системе ГУФСИН, то пенитенциарная система заинтересована в поправках в судебной системе.
Вернуть человека в общество можно при условии, если человек не склонен к рецидиву. Но если он лишился части жизни вне свободы, и к этому присовокупляется унижение, устрашение, обеднение, деклассирование, то у него нет оснований доверять обществу, власти и он возвращается в мир криминала и становится рецидивистом, чтобы «вернуть своё». С такими людьми говорить об их реабилитации бесполезно. Если они «заточены» на месть, то никакая реабилитация им не нужна.
Поэтому нам предстоит хорошо подумать над новой концепцией пенитенциарной системы и её начала – судебной власти.