Litwo! Ojczyzno moja! ty jesteś jak zdrowie.
Ile cię trzeba cenić, ten tylko się dowie,
Kto cię stracił. Dziś piękność twą w całej ozdobie
Widzę i opisuję, bo tęsknię po tobie!

Литва! О, Родина! Ты - как здоровье! Тот

Тебя воистину оценит и поймет,
Кто потерял тебя. Теперь живописую
Тебя во всей красе, затем, что я тоскую!
Адам Мицкевич  “Пан Тадеуш”, 1832-1834 гг.
 
Во второй половине шестидесятых годов прошлого века на экраны вышел польский исторический фильм “Пепел”, а спустя некоторое время его уже показали и по советскому телевидению! Меня, тогда ещё подростка, очень сильно привлекали батальные сцены этого фильма. А весь его подтекст был не совсем понятен. Взрослые тоже не могли полностью удовлетворить моё любопытство. Лишь много позже я узнал, что «Пепел» (польск. Popioły) – это не только фильм польского режиссёра Анджея Вайды, снятый в 1965 году, но и ещё экранизация одноимённого литературного произведения Стефана Жеромского. Действие же самого фильма происходит в Польше конца XVIII века и начала XIX века. Это была эпоха наполеоновских войн. Время, когда последние отзвуки Великой французской революции, лозунги свободы, равенства и братства на штыках полуголодных и оборванных легионов ещё бродили по Европе. А триумфальный поход вчерашних санкюлотов против больших и малых венценосцев, веры и духовенства во имя разума, во имя торжества социальной и национальной справедливости ещё продолжался. И где-то там, на дальней окраине тогдашней Европы, порабощенная, расчлененная, униженная и оскорблённая, несуществующая Польша, живущая в постоянном, вдохновенном ожидании освобождения, обращенная к доносящемуся с Запада гулу революций. Именно об этом и рассказал в начале прошлого века классик польской литературы Стефан Жеромский в романе «Пепел». Это роман о трагедии целого поколения польской и литвинской молодежи, ринувшейся из городов и поместий, университетов и лицеев под пулями австрийских и прусских жандармов, русских властей к победоносным легионам маленького корсиканца. Ведь, именно в надежде, что Наполеон вернёт их стране независимость, поляки и присоединяются к его армии. И здесь, отдавая должное их мужеству и храбрости, нужно признать, что они были едва ли не самыми достойными воинами во всей этой  многоязычной «Великой армии». Однако беспримерный героизм польских уланов в Италии и Испании, польских пехотинцев на полях Европы был напрасен: возрожденная Наполеоном Польша оказалась на деле вассальным герцогством Варшавским, а независимость осталась такой же недостижимой, как при австрийцах и немцах. И герои Жеромского приходят к концу романа усталыми, разочарованными и опустошенными, без веры и без надежды. Поэтому, казалось бы, вечно правы приспособленцы: сиди дома, ни во что не вмешивайся, ни в чём не участвуй, а строй свою Польшу в своём сердце, и всё остальное придет само. Но Жеромский понимает: «В наполеоновскую эпоху польский народ под чужеземным господством начал жить собственной жизнью, начал набирать духовные силы на все последующее столетие». Именно эта мысль и проходит красной нитью через весь фильм. Так что же происходило в это время на польских, литовских и белорусских землях?
Весной 1812 года Бонапарт предписал созвать общую польскую Генеральную конфедерацию (Верховный совет вооруженной нации). Во время её проведения планировалось «взвинтить патриотизм до экстаза» и поднять восстание на всей бывшей территории Речи  Посполитой, где, как считали поляки, 16 миллионов поднимутся «за французского императора». Одновременно предпо­лагалось, что по мере марша на восток Войско Польское будет расти, как снежный ком. 12 июня 1812 г. началась война «континента Европы» про­тив «континента России».  Стоит отметить, что почти половина, а именно, 48% состава Великой армии не были французами. Польская печать писала, что ради Польши Наполеон созвал все народы Европы в крестовый поход. Однако саксонцы, баварцы, вестфальцы, вюртембержцы и другие “союзники”, признавая власть фран­цузского императора, таили в душе немецкий патриотизм и неприязнь к французам. Австрийцы в группировке фельдмаршала К. Ф. Шварценберга в Галиции (26 тыс. австрий­цев, 9 тыс. саксонцев и 5,6 тыс. поляков) не сочувствовали расширению польских границ на восток. Пруссаки шли против рус­ских с «угрюмыми лицами». Немецкие войска «никогда не выступали в поход с таким неудовольствием, как в сей раз, по соб­ственному признанию офицеров». 16 июня «в день радости и торжества воссоединения польско­го народа в одно целое» Варшавский сейм провозгласил себя Гене­ральной конфедерацией. В Великой ар­мии Наполеона  Польское Войско было самым крупным единым иностранным формированием – около 57 тысяч человек, в том числе 35 тысяч пехоты, 17,5 тысяч кавалерии, 3,5 тысячи артиллеристов и 800 сапёров. Кроме этого, в иностранных полках французской службы состояло еще 4 850 поляков (три кавалерийские бригады). В V-м польском корпусе Юзефа Понятовского на 18 (30) июня числилось 32 159 пехотинцев и 4 152 кавалериста. Кроме этого, в польских войсках было не только 16 пехотных и 15 кавалерийских полков, но и Висленский легион. А это 4 полка пехоты и 3 полка кавалерии, укомплектованных поляками и литвинами (белорусами). Было сформировано 14 тысяч резервных войск, 18 тысяч милиции для поддержания порядка и охраны границ. Таким образом, энергия французского командования и польский энтузиазм позволили герцогству Варшавскому мобилизовать (вместе с милиционными формированиями) около 90 тыс. человек. Такое количество поляки не собирали никогда, начиная с X века. Всего же за время наполеоновской эпохи Польша выставила 207 500 человек, заняв третье место после немцев — около 500 тыс. и итальянцев — 217 400 человек. «Меч погибели висит над головами виновников наших несчастий!», «Бог этого хочет» - с таким настроем поднимались поляки на Россию.
А в чём же были причины такого отношения? Дело в том, что колониальная политика царизма питала массовое недовольство практически всех слоёв населения Польши и бывшего Великого княжества Литовского и рождала у них чувство ненависти. Поэтому нет ничего удивительного в том, что большинство сознательных жителей не смирились с утратой независимости своего Отечества. Ещё после поражения восстания 1794 года несколько десятков тысяч поляков, в основном из числа шляхты, покинули Родину. Большинство эмигрировало во Францию, где в конце 1796 года предложили Директории создать армейский корпус из их числа. Уже в следующем году генерал Домбровский сформировал два польских легиона, общей численностью около 8 тысяч человек. На своих знамёнах они несли лозунг “Свободные люди - братья”. Именно в это время Юрий Выбицкий сочиняет знаменитую “мазурку (марш) Домбровского”, музыка и слова которой (“Ещё Польша не погибла, пока мы живы”) позже станет национальным гимном. За десять лет через легионы прошло около 25 тысяч человек, в том числе 6 тысяч было направлено на остров Гаити для борьбы с тамошними повстанцами. Вступление французских войск в конце 1806 года в Польшу населением было встречено с ликованием, их встречали как освободителей. По Тильзитскому миру Александр I признал Герцогство Варшавское, созданное на польских землях, отторгнутых Пруссией в результате трёх разделов Речи Посполитой. В качестве компенсации за Ионические острова Россия получила Белостокскую область, а в 1809 году за содействие в войне с Австрией ещё и Тарнопольский округ (ныне город Тернополь). К этому же времени площадь герцогства достигла 155 тыс. кв. км, а население составило 4,3 млн. человек.
Однако не вся польская и литвинская шляхта ориентировалась на Наполеона и Францию. Часть её из-за опасения радикальных преобразований по французскому подобию симпатизировала и русскому царю. Из деятелей пророссийской ориентации наиболее известны князья Михаил Огинский и Адам Чарторыйский. Последний даже некоторое время был министром, а Огинский и сенатором. Примерно около четверти дворянства России в то время имело польско-литвинские корни. Многие полки русской армии имели в своём составе большое количество солдат и офицеров, выходцев из Белоруссии, Литвы и Польши. Например: 26-й Могилёвский, 27-й Витебский, 28-й Полоцкий, 49-й Брестский, 50-й Белостокский, 51-й Литовский, 52-й Виленский, 54-й Минский пехотные полки, 6-й гусарский Гродненский, 7-й гусарский Белорусский, 5-й уланский Литовский, 4-й Несвижский гренадёрский полки. Много рекрутов было призвано в ряды русской армии с этих территорий.
И что же непосредственно происходило в это время в Литве и Белоруссии после вступления туда войск Наполеона? Уже на третий день после вступления в Вильно французы образовали Комиссию временного правительства Великого княжества Литовского (ВКЛ). Её полномочия распространялись на Виленскую, Гродненскую, Минскую губернии и Белостокскую область. Бывшие восточные земли ВКЛ – Поднепровье (Витебская, Могилёвская и часть Смоленской губерний) в состав княжества уже не включались. Наполеон планировал вернуть их России при заключении мира. И, если в России перед лицом внешней опасности сплотился весь народ, от царского двора до крестьянства, то в Литве и на западе Белоруссии значительная часть шляхты и униатского духовенства встречали наполеоновских солдат как освободителей! Как и в России, где общим настроением было «умрём свободными в свободном Отечестве», польские маг­наты и состоятельная шляхта вооружали, одевали рекрут, жертво­вали оружие, коней, одежду, серебро, ячмень и рожь. Только в Минской губернии было собрано налогами 539 тысяч серебром. Шляхтянки, как и русские дворянки, щипали корпию, жертвовали украшения и призывали юношей идти на войну. Именно это и показал Адам Мицкевич в своей поэме “Пан Тадеуш”. Старики и молодёжь пели марш Костюшко и грозили Петербургу отомстить за Варшаву и Вильно, за своих зарубленных, повешенных и расстрелянных товарищей. Началось формирование национальных вооружённых сил, в которые первоначально было набрано около десяти тысяч рекрутов, предназначенных  для формирования 5 пехотных и 4 конных полков. Из шляхтичей и студентов был сформирован легкоконный полк генерала Я.Конопко, который Наполеон даже причислил к своей гвардии. Впоследствии к нему присоединился и эскадрон белорусских татар под командованием Ахматовича. Князья Я.Радзивилл и Л.Пац за свой счёт сформировали два уланских полка по тысяче двести человек каждый. В Могилёве была создана городская стража в 400 человек. Общая же численность войск, созданных в ВКЛ, насчитывала около 23 тысяч человек. Поляки и литвины воевали мужественно! Только один пример. В феврале 1813 года три литвинских полка (18, 20 и 21-й) оказались в осаде в крепости Модлин. К концу осады из 2300 человек, входивших в их состав, было убито и тяжело ранено почти 1400. Объективности ради, также стоит напомнить и о том, что крепость Бобруйск, занятая почти десятитысячным гарнизоном и блокированная французами, почти пяти месяцев успешно держалась в тылу армии Наполеона. И там тоже были литвины (белорусы). А сколько бывших сограждан Речи Посполитой и Великого княжества Литовского сражались на Бородинском поле? И каждый считал, что был ПРАВ! Не в этом ли тоже ТРАГЕДИЯ народа, лишённого своей государственности, и сражавшегося по обе стороны? Но как отметил Н.Данилевский: ”Двенадцатый год был собственно великою политическою ошибкою, обращённою духом русского народа в великое народное торжество!”
А пока же накануне перехода через Неман в Вильковишках Наполеон продиктовал свой приказ по армии: “Солдаты! Вторая польская война началась. Первая кончилась под Фридландом и Тильзитом. В Тильзите Россия поклялась на вечный союз с Францией и войну с Англиею!” Вот такая это была война! Справедливая или не справедливая, решать вам! Пришло время делать выводы! Кстати, один вывод Александр I
сделал вскоре после взятия Парижа! Какой? Дивизионный генерал Ян Домбровский, который после гибели Понятовского стал президентом Центрального административного совета польского корпуса, вернулся в Царство Польское, вошедшее в состав Российской империи. В 1814 году получил чин генерала от кавалерии и был назначен сенатором польского Сената. С 1815 года уже был сенатор-палатином Сейма и генерал-шефом польской кавалерии. А Александр Сергеевич ещё писал: “Властитель слабый и лукавый …”! Не прост был Александр Павлович! Ой, не прост! Но это уже совсем другая история!